В английском есть Present Simple Indefinite Tense. Настоящее неопределенное время. Когда выходишь после спектакля «Сергеев и городок», ощущаешь себя застрявшим именно в этом настоящем и неопределённом. Там действительно время весьма условно – вместе с героями одноименного романа Олега Зайончковского нас бросает то в 70-е, то в «нулевые». То Сирия в головах, то Афган, то вечная война с самим собой. И вроде бы речь о том, как живётся обыкновенному человеку Сергееву в обыкновенном маленьком провинциальном российском городке, имя которым – легион. А выходит, что постучи в соседскую дверь в любом мегаполисе мира – там всё то же самое: безвременье и тоска, которую не успокоишь ни водкой в стакане, ни Леонидом Фёдоровым в наушниках. Есть друзья, но у них так же болит. Есть жена, но она, кажется, ушла. Или вот-вот уйдёт. Остаётся просто жить. И иногда получается, а иногда – не очень.
По сути, Зайончковский с этими его зарисовками про деревенских пареньков, замерзших в степи, про соседок из детского дома, про завод и продуктовый магазин – это такой Шукшин XXI века, повествующий о том же и о тех же. Но если после выхода в свет книги, нашлось немало читателей и литературных критиков, упрекавших автора в неровности, расфокусированности и тяжеловесности, то спектакль у Светланы Земляковой на Новой сцене театра им.Е.Вахтангова получился как раз не только пронзительным, но и прозрачным с точки зрения построения и переплетения сюжетных линий, с четким сценическим рисунком. Каждый здесь видит своё, пробирается сквозь текст к своей собственной «прозе жизни». Еще одно сугубо субъективное наблюдение: это очень «мужской» спектакль, в том смысле, что это совершенно лишенный сентиментальности и пафоса разговор о жизни в целом и о мужчинах в частности, который, к тому же, легко можно рекомендовать к просмотру зрителям любого возраста и любой степени любви к театру. Впрочем, те пять минут без слов в финале, когда жена Сергеева возвращается домой, скажут всё и о неизбывном «девичьем» — рыдать навзрыд разрешается.
Честно говоря, я с комом в горле после каждой сценической зарисовки поднимала голову и судорожно искала глазами где-то на колосниках тень Бориса Рыжего. Казалось, он сидит где-то там, улыбается тихо и говорит: «Ну понимаешь теперь, почему я тогда сделал так? Как по-другому-то?! Так то…».
Конечно, невыносимая лёгкость бытия становится за три с лишним часа почти осязаемой и такой понятной благодаря не только режиссеру, но и актёрам, всем без исключения. Сказать, что они молодцы – не сказать ничего. С другой стороны, очевидным будет в очередной раз рассыпаться в комплиментах Римасу Туминасу, не просто собирающему в труппу театра молодых и ярких, но дающему им возможность играть и показывать (или доказывать), на что способны. Но вот танцует Яблина (Мария Бердинских) , дает показания Харжа (Владимир Логвинов), поправляет очки нормировщица Милка (Полина Чернышова) — и ты думаешь, как и откуда С.Землякова вытащила из этих совсем еще молодых ребят столько вековой неизбывной тоски и ощущения жизни в том самом «настоящем неопределенном времени». И тут мы добрались до самого Сергеева, Максима Севриновского. Опасаясь скатиться в пафос и патетичные восторги, просто скажу, что Севриновский вновь демонстрирует свою уникальность и органичность. Его Ричард III и Керубино настолько разные, но одинаково убедительны и талантливы. Но Сергеев — он такой живой, честный и настоящий. Практически весь спектакль на сцене, в этой «жизни человека на ветру», с надеждами, непроизносимыми и несбыточными, знакомыми проблемами и не отвеченными (а может, и не заданными) вопросами.
Нет смысла пересказывать сюжет, перечислять действующих лиц и намекать, чем всё закончится. Дело же не в этом. Вы выходите из зала после спектакля, но Сергеев уходит с вами домой, в ваш «городок». Тяжелый спектакль, невесёлый. Из тех, на который вряд ли побежишь снова через месяц. Но и позовешь всех друзей и знакомых, а там, глядишь, и сам придёшь, как под гипнозом — не отпустит.
