Имена Михаила и Ольги Чеховых сейчас не слишком известны. Между тем, эти двое прожили настолько яркие и удивительные жизни, что стоит начать распутывать хитросплетения их судеб – дух захватывает. У них был короткий и не очень счастливый юношеский брак, но что-то большее объединяло этих двоих на протяжении всей жизни (Михаил умер в 1955-м, Ольга – в 1980-м).
Кажется, весь ХХ век отразился в этих биографиях. Ученик Станиславского, гениальный актёр, основатель своей актёрской школы (к слову, в Америке метод Чехова гораздо популярнее учения Константина Сергеевича). Государственная актриса Третьего рейха (официальное звание), любимица Гитлера, вернувшаяся в Берлин после допросов Берии в 1945-м не просто целой и невредимой, но на личном самолете и с жалованием. Что вымысел и где правда – мы вряд ли узнаем, да и нужно ли? Зато для драматургов и режиссеров это – возможность рассказать о веке, стране, вечной теме противостояния художника и власти и, конечно же, о Его Величестве Театре – сквозь призму двух личностей масштаба, допускающего эпитеты исключительно в превосходной степени.
В театре «Модерн» грядет премьера – спектакль Юрия Грымова «Ничего, что я Чехов?» по пьесе Екатерины Нарцизовой-Шипуновой. То, что мы увидели даже в процессе репетиций – это больше, чем спектакль. Можно говорить о силе режиссерского высказывания, о точности и многогранности образов. О невероятной игре актёров (и чья школа, Станиславского или Чехова, уже не суть важно). О сложно поддающейся описанию лаконичной сценографии – декораций здесь нет совсем, в костюмах почти сплошной монохром, ничего лишнего – не спрятаться актёрам, не оторваться зрителям. У Юрия Грымова в пространстве спектакля появляются две Ольги (Анна Каменкова и Мария Орлова) и два Михаила (Петр Воробьев и Александр Горелов). Приём сам по себе не нов, но здесьиначе и не рассказать эту удивительную историю. Каждый из зрителей найдет здесь что-то своё, созвучное его внутреннему и сокровенному: детектив или lovestory, ретроспектива ХХ века или гимн театру, разговор о силе таланта и силе духа…Поверьте, после спектакля вам захочется узнать об этих судьбах гораздо больше, чем написано в словарных статьях.
Ближайшие спектакли 8 и 23 февраля,2 и 29 марта.
Мы предлагаем вам услышать, что думают о своих героях, спектакле и актёрском ремесле сам режиссер и исполнители главных ролей.
Юрий Грымов, режиссер и сценограф спектакля, художественный руководитель театра «Модерн»
– Я очень давно хотел поставить спектакль или снять фильм о людях театра, кино. Многие считают, что актёр – это профессия. Нет, это абсолютный диагноз в самом хорошем и в самом плохом понимании. Спектакль – наше посвящение людям театра, наилучшим образом совпавшее с Годом театра. Через историю Михаила и Ольги Чеховых я ставил про всех людей, которые так или иначе связаны с театром, кинематографом. Есть в православии понятие «символ веры», а «символ театра» – это вот эти люди: Михаил и Ольга Чеховы, Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд. И есть у нас в спектакле одна фраза: «Нет такой ерунды, которую нельзя было бы приписать бедному Косте <Станиславскому>». Вот поверьте, что угодно можно приписать этим фамилиям – исамое великое, и самое глупое. А это всё не так. Это, прежде всего, люди, которые в своей жизни действительно отдали всё театру, зрителю. И в спектакле звучит фраза, для меня самая важная – «В театре работают зрители».
– В спектакле мы говорим, что Власть и Художник –две планеты, которые не пересекаются. Они друг другом пользуются. Кто придумал народного артиста давать? Сталин. Зачем? Чтобы рот заткнуть. Ведь с народным артистом давали еще дачу, паёк, повышенную ставку – ну и как после этого возмущаться? Единицы были, кто кидал партийный билет на стол. Потому что умная власть пользуется этими людьми. Глупая властьих приручает, пытается использовать, но через приручение. И ничего не изменилось, посмотрите, что происходит сейчас.
– Этот спектакль один из самых болезненных для меня, самый трудный со всех точек зрения. Это же не совсем пьеса, это –этюд, архив, воспоминание. Когда я эту пьесу прочитал, то решил, что мне очень нравится и я хочу это поставить. В этот момент я сломал ногу и руку, сидел весь в гипсе, ко мне приехала Анна Каменкова и сказала: «Юра, это нельзя поставить!». И все мне написали сообщения, что да, интересно, но как поставить – непонятно. Но я об этом вспомнил уже на полдороги, когда мы приступили к репетициям. Видение и концепция у меня уже были, но я не понимал, как высказать то, что где-то внутри меня находится. Это как актёр, у которого изнутри сердце разрывается, а снаружи ничего непонятно. Я очень много всего менял, дописывал, сокращал. Скажу больше, я, наверное, впервые хотел вернуть деньги, выделенные на постановку. А сейчас ясчитаю, что это лучший наш спектакль. Я, конечно, очень благодарен актерам – я мог сделать этот спектакль только с собственной труппой, они у меня прекрасные, они мне доверяют, я тоже им доверяю. Может быть, я их не слышу иногда, но я к ним прислушиваюсь. Знаете, после фильма «Казус Кукоцкого» я перестал комплексовать, когда меня называли «режиссер Юрий Грымов». Вот после «Чехова» у меня тоже больше нет комплексов по поводу «театрального режиссера». Я и раньше понимал, что я делаю, я считаю себя достаточно интересным в этом плане, но этот спектакль очень многое изменил во мне самом.
Анна Каменкова, заслуженная артистка РСФСР (Ольга Чехова, эпоха)
– Ольга Чехова – невероятная, особенная и до сих пор непостижимая, неразгаданная. Что там было на самом деле, как она умудрилась сохраниться в Третьем рейхе, а потом – вернуться в 1945-м из Москвы, от Берии (!) на личном самолете –непонятно. Как колобок – от всех ушла целой и невредимой. Наверное, она все-таки пошла на какую-то сделку с властью (в спектакле у нас звучит эта версия), но работала ли она на какую-либо из разведок – неизвестно. Ходит масса легенд, противоречивых воспоминаний, но, например, профессиональные разведчики говорят, что да,работала. А люди её знавшие, творческие, богемные, уверяют, что этого быть не могло.И умерла она в 82 года, прожив невероятную жизнь: родилась в семье аристократов, в роскоши. В юности – МХАТ, где она была знакома со всеми легендами – Станиславский, Вахтангов, Чехов, Качалов…Потом нищета и голод, нечем было кормить дочь – а ведь ей самой тогда едва исполнился 21 год. А когда ей было за 60, и она перестала играть, Чехова открыла свою косметическую компанию, которая стала в какой-то момент самой крупной в Европе.И, конечно, она совсем непростая была, не сладенькая-добренькая при этом. Не зря же её волчицей называли.Дотянуться бы, допрыгнуть – чтобыв зале все почувствовали, поверили в это.
– Мне кажется, когда Художник большой, от Бога, его несёт, независимо от внешних обстоятельств, режима, времени. Когда поменьше калибром – тогда уже человек либо приспосабливается, либо отстраняется. И вся история Михаила Чехова как раз про большого Художника. А история с Ольгой – про личность и женщину невероятной силы и ума. Мы, актеры, этого не очень умеем – падать, подниматься, не терять себя – сразу депрессия, сил нет. А она поднималась, раз за разом. И как умна при этом: говорят, Чехова была красоты немыслимой, но прекрасно понимала, что актриса она невеликая. Её ведь звали после войны в Голливуд, но она сознательно не поехала, понимая, что конкуренции не выдержит.
– Счастье для меня как для актрисы получить такую роль, и я очень благодарна Юрию <Грымову> за неё. Он здорово придумал, что на сцене две героини, юная и зрелая, что мы вмешиваемся в сцены друг друга, а в какой-то момент переход случается буквально, и зритель видит превращение одной Ольги в другую. Или сцена с Гитлером выстроена очень интересно я с ней долго мучалась: получается, что я перевожу с немецкого его речь, озвучиваю о чем он думает и при этом рассказываю об этом Берии – всё это происходитодновременно и смотрится гармонично А финальный монолог умирающей Ольги? Выстроен потрясающе, но надо теперь еще постараться его сыграть.
– Актёр – это всё-таки болезнь, с этим всё завязано: настроение, депрессии, ожидания, разочарования.Обычный человек пришел домой, поужинал, пообщался с семьей, лег спать, думая, что ему предстоит завтра, а ты картошку чистишь – а думаешь над ролью. И так всё время, засыпаешь с ней, С Ольгой Чеховой (как раз по методу Михаила Чехова. Он говорил: «Фантазия водила нас за пределы чувственного мира»). И всё время не достает чего-то, всё время мало тебе: в театре роли есть, но переживаешь, что в кино что-то не зовут. Потом идешь сниматься и думаешь, что в театре давно ничего небыло.Современниц играешь – хочется чего-то исторического, костюмного. И наоборот, «как же надоели эти корсеты и кринолины, надо бы рубище, телогрейку». А если работы нет – ты спать не можешь, потому что тебе не о чем думать.
– Конечно, мне сейчас интереснее в театре. Были моменты, когда в кино мне было интереснее, были хорошие роли, но сейчас там что происходит то? Ты идешь сейчас в кино, буквально закрыв глаза, чтобы заработать (как Ольга Чехова когда-то), но с точки зрения творчества – театр, однозначно. С другой стороны, в молодости и зрелости было действительно много ролей, и я наигралась, а вот сейчас период, когда я уже раза два ставила жирный крест на карьере, думая, что пора бы закончить. Но когда появляются вот такие предложения – как можно отказаться?! Это же счастье. И вызов: сможешь? попробуешь? рискнешь?
Петр Воробьёв, народный артист России (Михаил Чехов, эпоха)
– Конечно, когда я прочитал пьесу, я увлекся самой идеей, но вообще не понимал, как это можно поставить. А когда я увидел первый прогон и целостность всей этой конструкции, я понял – это великолепно. Эти безголовые фраки, это кружение в сцене галлюцинаций молодого Чехова! Или сцена с болотом на кубах? Лёд, гибель этого крестьянина и тонущей лошади, этот страх Ольги, когда у нее все переворачивается в жизни. Это потрясает! Как Грымов придумал это?! Нормальный человек разве сможет такое придумать? Гениально совершенно. И какую коллекцию актёров он собирает?! Лёша Багдасаров (Берия), Александр Горелов (Чехов в молодости) – это же великолепные актёры. Я уж не говорю, как я счастлив, что работаю с Аней Каменковой. Всё что она делает – так органично и проникновенно. Гениальная актриса, что тут еще скажешь.
– Как я работал над ролью Чехова? Да просто слушал режиссера. Мы вместе изучали биографию Михаила Чехова, проясняли для себя, что происходило с ним в молодости, во взаимоотношениях со Станиславским, с женой Ольгой. И особенно период, когда он в Америке работал. А в остальном я шел от себя, мне это очень близко. И поэтому ничего нельзя придумать – надо просто вытащить из себя энергетику, чтобы заворожить зрителей… Я не могу этого объяснить на пальцах – я могу это сыграть.
– О театральном мире писать и ставить пьесы практически невозможно, это мир ненормальных людей. В него вступают только безумцы – а кто еще будет за такую маленькую зарплату работать, творить, тратить такое количество личного, человеческого времени… Пошел ли ты в баню, пошел ли ты в магазин, общаешься с друзьями – ты волей-неволей продолжаешь работать, вот в чем дело. И в Год театра хочется самого банального — интересных, сочных, ярких спектаклей, которые завораживали бы меня, какие-то другие формы театра. Театр ведь многолик до предела, его невозможно ухватить – он как ртуть. И вот сейчас, в наше время, Михаил Чехов был бы артистом и режиссером номер один, самым интересным персонажем в нашем театральном мире.
Мария Орлова (Ольга Чехова, становление)
– Мне кажется, это история совершенно потрясающей судьбы. То, что Чехова ее прожила, то, что она вообще дожила в те годы – ее жизнь могла оборваться в любой момент. Для меня гораздо важнее было не играть актрису, а играть то, через что ей пришлось пройти. До того момента, как она стала абсолютной королевой. Мы не знаем, где правда, где вымысел, и не узнаем никогда – её собственные мемуары наполовину враньё, наполовину выдумка. И какая разница, была она агентом трех или пяти разведок? Как актрисе мне важнее, например, когда она пишет, что всю жизнь бежала от однообразия, и как только понимала, что каждый следующий день становится похожим на предыдущий, она что-то меняла. Это больше говорит о человеке, чем биографические факты. В 21 год она говорит, стоя на льду, что никогда больше не будет голодной – и вся ее последующая жизнь станет выполнением этого обещания. Как ей это удавалось – я не знаю. Понятно, что она была далеко не ангелом, но эта живучесть, витальность, многогранность восхищают.
– Для меня это первый опыт, когда на сцене два актера играют одного героя. Мы все-таки вместе с Анной Семеновной <Каменковой> пытались, чтобы на сцене был один человек, а не два разных. Может, это вообще видимость – что люди меняются кардинально с возрастом? Я не уверена в этом. Всё заложенное – остается в нас. Да, юная Ольга была наивной и ясноглазой, она жила будто в теплице, а потом вдруг грянуло что-то в окружающем в мире — война, революция… Брак с Чеховым тоже был полнейшей авантюрой. Он же начитался Шопенгауэра, Штайнера и думал, что ж сделать такого, чтоб было совсем плохо? И придумал – надо жениться. Ольга же маленькая совсем была, наивно верила, что от поцелуя забеременеет. И мне видится в её отношении к Чехову скорее не любовь, а понимание того, что он – гениальный артист. Уверена, она пронесла это через всю жизнь. И для меня важно, что это именно история двоих, неразрывно связанных друг с другом.
– Мне очень нравится, когда пустая сцена, и минимум нагромождений – и по жизни, и в театре. Это очень сложно, когда не за чем спрятаться, есть только судьба, есть артист и зритель. По гамбургскому счету. И то, что спектакль про людей нашей профессии – это тоже прекрасно. Хотя я считаю, что важно сохранять загадку, магию ремесла, и мы в спектакле тоже не до конца приоткрываем все завесы тайны.
Александр Горелов (Михаил Чехов, становление; Адольф Гитлер)
– Я начинал свою профессиональную деятельность в Рижском театре русской драмы им.М.Чехова, мы занимались упражнениями именно им придуманными. Есть мнение, что систему Станиславского можно воспринимать как актерское мастерство для «чайников», а вот Михаил Чехов – это уже для продвинутых. Но неважно, по какой системе играет актер – всё равно всё об одном, о том, какими путями ты придешь к подлинному существованию на сцене. Интересно пробовать все дороги. И универсального рецепта тоже нет, иногда вообще нужно оказаться «чистым листом», отринув все знакомые школы и методы. Для меня в спектакле, пожалуй, самой сложной была сцена сумасшествия Чехова, потому что это разговор на личные и близкие каждому актеру темы: разочарование в профессии, в мироустройстве, ощущение пустоты в себе, в семье, мысли о себе, как о бездарности. И здесь не спрячешься, не начнешь играть «от третьего лица».
– Когда про них <Чеховых> читаешь, оглушает, в какое женевероятноевремя они жили! Это была эпоха становления всего – театра, культуры, страны, планеты. И ведь это происходило тогда везде – в Москве, Париже, Риге. И до сих пор мы оттуда «подпитываемся», берём что-то.Но и то колесо репрессий, которое перемалывало-пережёвывало их всех…Мы не знаем, что было бы с Чеховым, не эмигрируй он тогда. «Ускользнул как крыса» –эти слова в его сторону были сказаны Сталиным. Сгнил бы где-нибудь в лагерях или, быть может, открыл новую школу?Так или иначе, Михаил и Ольга выжили в этом месиве ХХ века. Мне кажется, Чехову удалось остаться честным по отношению к самому себе, хотя он столько раз начинал всё заново. А Ольге пришлось выстраивать иллюзию себя как хорошей актрисы, выжить при всех режимах. Она всё время что-то придумывала, конструировала в жизни – как потом в своих мемуарах. Чехов же прозрачен, понятен, честен.
– Любое произведение искусства будет таким, каким его видит зритель. Как проектор и проецируемая поверхность. В момент выпуска спектакля ты словно человек, запрыгивающий в поезд. Поезд несется, и ты вместе с ним, пытаешься выглянуть из окна, но не видишь, что происходит снаружи. И здесь, говоря словами Чехова, «в театре работает зритель», надо входить в контакт со зрителем, понимать, чем он дышит в данный момент, чувствовать его настроение. Эффект наблюдателя никто не отменял.Мы все в процессе репетиций много чего меняли, придумывали (и Юрий Вячеславович к нам прислушивался). Огненный процесс такой был, совместный. А сейчас перед выпуском всё сгущается, накапливается и что-то точно будет.
Запись беседы с Петром Воробьевым любезно предоставлена пресс-службой театра.
Фото: Марина Денисова, Елена Чапцева
