В феврале в театре «Модерн» с успехом прошла премьера «Ничего, что я Чехов?» в постановке Юрия Грымова. Режиссер посвящает спектакль людям театра, а Михаил и Ольга Чеховы – в определенном смысле символы театра и своей эпохи. Это история о людях творчества, у которых есть дар и диагноз – актёр. Конечно, о спектакле лучше всего может рассказать создатель. Именно поэтому мы встретились Юрием Грымовым и поговорили о премьере, о новых планах и о том, что происходит сейчас в мире театра и кино.
Фото: Марина Денисова
– Юрий, почему вы выбрали эту пьесу?
– Знаете, я вообще никогда не выбираю пьесы или актёров. Я не отделяю актера от человека, а пьесу от того, что хочу сказать. Было желание поставить спектакль или снять фильм о людях театра, кино. Многие считают, что актёр – это профессия. Нет, это абсолютный диагноз в самом хорошем и самом плохом понимании, абсолютная медицина. Это диагноз, которым мы восхищаемся. Я – режиссер избалованный, мне повезло работать с великими актерами, символами театра и кино. И об этих символах, таких же как Михаил и Ольга Чеховы, я сделал спектакль, про всех, кто так или иначе связан с театром, кинематографом, тем более сейчас – Год театра в России. В каком-то смысле, этот спектакль про Петра Наумовича Фоменко, с которым я был в очень теплых отношениях (хотя думаю, что для моих критиков это большая неожиданность). В спектакле звучит очень важная для меня фраза: «В театре работают зрители». Этого нельзя сказать про кино.
Фото: Марина Денисова
– А что стало для вас камертоном в этом спектакле, чтобы не свалиться в пошлость?
– Камертон – я сам. Понимаете, я ненавижу разговоры о цензуре, о свободе. Представляете, что такое цензура и свобода внутри художника? Любой человек, который переступает порог сцены, он уже проходит эту цензуру, сам с собой. А потом какой-то чиновник еще что ли? Театр – это единственное место, которое я считаю сейчас территорией свободы. Я два года вхожу в совет худруков Москвы, а сейчас вошел в комитет по Году театра. Про других не знаю, но мне за два года никто, ни один чиновник от культуры, не сказал: «Это не ставьте, это слишком жестко». Я к президентским выборам выпустил спектакль «Юлий Цезарь» Шекспира, который 100 лет был запрещен в России. Мне никто ничего не сказал, я не чувствую пресса. Не то что бы я такой, не поддающийся прессу, просто не было ни разу ничего.
Сцена из спектакля «Юлий Цезарь»
– Художник и власть – как вы считаете, какие возможны взаимоотношения между ними?
– Мы в спектакле говорим, что эти две планеты не пересекаются. Они друг другом пользуются. Например, кто придумал звание «народного артиста» давать? Сталин. Зачем? Чтобы рот заткнуть. Ведь с народным артистом давали еще дачу, паёк и другую, повышенную ставку. И как после такого выступать против? Единицы кидали партийный билет на стол. Поэтому власть и творчество – это совершенно в разных направлениях существующие планеты. Умная власть пользуется этими людьми. Глупая власть их пытается использовать, но через приручение. И мы видим то, что сегодня происходит в кино. Кто сейчас снимает кино? Тот, кто ближе к власти. Я не могу больше смотреть спортивные драмы и фильмы про войну. Не могу.
Фото: Марина Денисова
Жесткость, жестокость власти – ужасная, недопустимая. Да, я переживаю за всё, что связано с делом Кирилла Серебренникова, я не понимаю, зачем это происходит и почему происходит слишком долго. Но! Мы живем в современном мире. Я и в 90-е, и сейчас очень бережно относился к деньгам – своим или чужим. Да, это непростая задача, мы в театре оформляем документы в гигантском количестве. Но, с другой стороны, если вы идёте в магазин, вы же получаете чек? Вы же можете потом даже оспорить, вернуть товар. Поэтому я противник того, что всё пытаются передёрнуть на политику. Но мне очень жалко, что человек талантливый, который много мог бы сейчас сделать, сидит под арестом.
театр «Модерн»
– Уже третий год Вы – художественный руководитель театра «Модерн». Что изменилось за это время кроме буквы Ъ, которую Вы изъяли из названия?
– Мы – самый быстроразвивающийся театр в России. Посмотрите официальные данные на сайте Департамента культуры: в 2 раза увеличили доход, на 20% подняли зарплату всем актёрам. Не из бюджетных денег, а от продажи билетов.
театр «Модерн»
Я вам скажу честно, мне по наследству не достался ни один зритель, даже на первом спектакле. Практически сразу пришли новые. Средний возраст, наверное, 28+. Сегодня труппа – почти та же, но еще порядка 10 человек я взял новых, в том числе Анна Каменкова пришла, также есть приглашенные артисты. В первые дни, когда я сюда пришел, я приезжал домой расстроенным. Я уже говорил, что был избалован – успел поработать с любыми актерами, с кем хотел, начиная с Людмилы Максаковой, Алексея Петренко, Людмилы Поляковой… Мне грех жаловаться. И вдруг я получаю то, что мне дали. Но сегодня, вот за эти полтора-два года актёры «Модерна» превратились в одну из самых интересных трупп Москвы. Они открылись, раскрылись. Да, в этом заслуга не только моя, но и времени, потому что некоторые актёры тут по 15 лет не играли, сидели. Я их очень люблю, потому что театр не делает один человек. И, может быть, у нас нет медийных персон, звёзд, но не каждое медиалицо – лицо. Я сам, придя в театр, изменил своё отношение к актёрам. В своё время мне Людмила Максакова говорила, что искусству нужно служить, я тогда не очень понимал эти слова. А сейчас, спустя два года, я это понял. То есть, в кино и швабра может быть известной, всё в режиссерских руках. Здесь же, если ты не в партнерстве с режиссером, если ты не держишь то, о чем договорились, то всё развалится. Это другая история, другая жизнь, другое существование. Это люди, преданные театру, преданные профессии. Хотя всем актёрам говорю: «Идите, снимайтесь, играйте в других спектаклях». Какая ревность? Как говорил персонаж Евгения Евстигнеева в фильме «Берегись автомобиля»: «Неправильно, если актер целый день болтается по театру!». Пусть снимаются, зарабатывают деньги и что важно – зарабатывают опыт. Не поработать с плохим режиссером – это такая же проблема, как не поработать с хорошим. Плохой опыт – тоже опыт. Не надо ничего стыдиться. Будьте хорошими даже в плохом, будьте лучшими. Актер как спортсмен – без практики становится непригоден.
театр «Модерн»
Хотя сейчас мы уже немного не справляемся – репертуар увеличивается, чувствуется нехватка артистов. Я вижу реальный «звездный» потенциал, но при этом стараюсь держать баланс, чтобы практически у каждого актёра была главная или второстепенная роль. В массовке все обязательно работают, это принципиально.
– Можно сказать, что сейчас вам заниматься кино гораздо менее интересно, чем театром?
–Я ни разу за два года не пожалел, что занимаюсь теперь театром. Совсем недавно вспомнил, как ко мне после выхода на экраны «Муму» в 1998 году подошел Григорий Горин и поздравил с появлением нового режиссера. А тогда ведь все меня «мочили» – как же я, после клипов и шоу-бизнеса мог дотронуться до Тургенева! Горин предложил что-то сделать вместе в театре, но я ответил: «Мне кажется, что мне театр не нужен». На что Григорий сказал такую фразу: «Юрий, мне кажется, что вы нужны театру». И я как-то это тогда пропустил мимо ушей, а буквально недавно вспомнил.
Фото: Людмила Сафонова
При этом, я понимаю, что все театры в России живут небогато, но очень достойно. Какой-то у меня внутри баланс случился, я не комплексую с точки зрения тех денег, которые зарабатываю. На вопрос «Юрий, хотите ли деньги?» отвечу «Да». А на вопрос «Готов ли я изменить вот этот баланс внутри себя ради денег?» – «Нет. Сейчас – нет».
Фото: Людмила Сафонова
Во времена, про которые говорится в «Ничего, что я Чехов?», синематограф был стыдным занятием. К сожалению, сейчас кино находится в таком же состоянии. Сейчас человек может сказать: «Я снялся вот в таком кино. Этот фильм заработал миллиард рублей». Вот чем гордимся, понимаете? А в театре актёр может гордиться ролью. Я распрощался с иллюзиями о кино.
Фото: Людмила Сафонова
Сейчас начинаю репетировать «Войну и мир». Также весной вернется спектакль «Nirvana», про Курта Кобейна, который когда-то был очень успешным. Мои «Цветы для Элджернона» идут в РАМТе уже шестой год и делают неплохую кассу. Я бы очень хотел, чтобы в мой театр пришел какой-то парень, поставил спектакль – и у меня были бы сборы и аншлаги. Я не очень люблю лаборатории, потому что я не педагог и не нянька. Я 12 лет преподавал, но мне стало неинтересно.
Сцена из спектакля «Цветы для Элджернона»
– Вы редко приглашаете художников и сценографов к себе в спектакли, в основном сейчас вы делаете всё сам. Это принципиальная позиция?
– Не всегда. В спектаклях «О дивный новый мир» и «На дне» – не я художник. Это, как правило, вынужденная мера, когда просто меня кто-то «кидает». В случае с «Чеховым» почти так и было. Я долго мучился, потому что не мог найти какой-то образ, а потом уже некому было доделывать. Аня Каменкова, которая играла у Анатолия Эфроса, сказала мне: «Ты понимаешь, Эфрос всю жизнь мечтал поставить спектакль без декораций. И всегда боялся». А я здесь попытался сделать спектакль без декораций.
Фото: Людмила Сафонова
– Сейчас во время репетиций был ли момент неприятия, непонимания со стороны артистов?
–У нас интимные отношения с актёрами, личные. Я считаю, что все сложности находятся внутри нас самих. Вы сами с собой договоритесь, а потом должны это донести. Поэтому никаких сложностей не может быть с артистами, только с самим собой.
Фото: Марина Денисова
Этот спектакль один из самых болезненных для меня, самый трудный с точки зрения всего. Это же не совсем пьеса, скорее – этюд, архив, воспоминание. Но получилось же сделать из этого спектакль! И сейчас я считаю, что это лучший мой спектакль. Не потому, что он был таким тяжелым. После фильма «Казус Кукоцкого» я перестал комплексовать, когда меня называли «режиссер Юрий Грымов». Вот после «Чехова» у меня тоже больше нет комплексов, когда говорят «театральный режиссер». Я и раньше понимал, что я делаю и считал себя достаточно интересным в этом плане, но именно «Чехов» заставил меня поверить в свои силы. Только очень важный момент – это я мог сделать только с собственной труппой. Они у меня прекрасные, доверяют мне, а я – им.
Ближайшие показы спектакля «Ничего, что я Чехов?» — 23 февраля, 2 и 29 марта
Фото в статье: Марина Денисова, Людмила Сафонова
